Я помню, как с небес день 31 марта... - Цветений очерёдность (ст.: Б. Ахмадулина)
Цветений очерёдность
Белла Ахмадулина Я помню, как с небес день тридцать первый марта, весь розовый, сошёл. Но, чтобы не соврать, добавлю: в нём была глубокая помарка — то мраком исходил Ладыжинский овраг. Вдруг синий-синий цвет, как если бы поэта счастливые слова оврагу удались, явился и сказал, что медуница эта пришла в обгон не столь проворных медуниц. Я долго на неё смотрела с обожаньем. Кто милому цветку хвалы не воздавал за то, что синий цвет им трижды обнажаем: он совершенно синь, но он лилов и ал. Что медунице люб соблазн зари ненастной над Паршином, когда в нём завтра ждут дождя, заметил и словарь, назвав ее "неясной": окрест, а не на нас глядит её душа. Конечно, прежде всех мать-мачеха явилась. И вот уже прострел, забрав себе права глагола своего, не промахнулся – вырос для цели забытья, ведь это – сон-трава. А далее пошло: пролесники, пролески, и ветреницы хлад и поцелуйный яд — всех ветрениц земных за то, что так прелестны, отравленные ей, уста благословят. Так провожала я цветений очерёдность, но знала: главный хмель покуда не почат. Два года я ждала ладыжинских черёмух. Ужель опять вдохну их сумасходный чад? На этот раз весна испытывать терпенья не стала – все долги с разбегу раздала, и раньше, чем всегда: тридцатого апреля — черёмуха по всей округе расцвела. То с нею в дом бегу, то к ней бегу из дома — и разум повреждён движеньем круговым. Уже неделя ей. Но – дрёма, но – истома, и я не объяснюсь с растеньем роковым. Зачем мне так грустны черёмухи наитья? Дыхание её под утро я приму за вкрадчивый привет от важного событья, с чьим именем играть возбранено перу. 1983.