Когда, под бездной многостройной... - Гусиный Паркер (ст.: Б. Ахмадулина)
Гусиный Паркер
Белла Ахмадулина Когда, под бездной многостройной, вспять поля белого иду, восход моей звезды настольной люблю я возыметь в виду. И кажется: ночной равниной, чья даль темна и грозен верх, идёт, чужим окном хранимый, другой какой-то человек. Вблизи завидев бесконечность, не удержался б он в уме, когда б не чьей-то жизни встречность, одна в неисчислимой тьме. Кто тот, чьим горестным уделом терзаюсь? Вдруг не сыт ничем? Униженный, скитался где он? Озябший, сыщет ли ночлег? Пусть будет мной – и поскорее, вот здесь, в мой лучший час земной. В других местах, в другое время он прогадал бы, ставши мной. Оставив мне снегов раздолье, вот он свернул в моё тепло. Вот в руки взял моё родное злато-гусиное перо. Ему кофейник бодро служит. С пирушки шлют гонца к нему. Но глаз его раздумьем сужен и ум его брезглив к вину. А я? В ладыжинском овраге коли не сгину – огонёк увижу и вздохну: навряд ли дверь продавщица отомкнёт. Эх, тьма, куда не пишут письма! Что продавщица! – у ведра воды не выпросишь напиться: рука слаба, вода – тверда. До света нового, до жизни мне б на печи не дотянуть, но ненавистью к продавщице душа спасется как-нибудь. Зачем? В помине нет аванса. Где вы, моих рублей дружки? А продавщица – самовластна, как ни грози, как ни дрожи. Ну, ничего, я отскитаюсь. С получки я развею грусть: и с продавщицей расквитаюсь, и с тем солдатом разберусь. Ты спятил, Паркер, ты ошибся! Какой солдат? – Да тот, узбек. Волчицей стала продавщица в семь без пяти. А он – успел. Мой Паркер, что тебе в Ладыге? Очнись, ты родом не отсель. Зачем ты предпочел латыни докуку наших новостей? Светает во снегах отчизны. А расторопный мой герой ещё гостит у продавщицы: и смех, и грех, и пир горой. Там пересуды у колодца. Там масленицы чад и пыл. Мой Паркер сбивчиво клянётся, что он там был, мёд-пиво пил. Мой несравненный, мой гусиный, как я люблю, что ты смешлив, единственный и неусыпный сообщник тайных слёз моих. 23–25 февраля 1982 Таруса